— Это не ваша собака. Пора это понять.
— Не будь дураком, Том. Она мертва, все кончено. Я отдам тебе деньги, но пес останется у меня.
Том покачал головой:
— Мне очень жаль.
— Только не говори мне, что ты собираешься совершить преступление ради сентиментальных глупостей. Мне ничего не стоит тебя арестовать. Я понимаю, ты расстроен, но ты знаешь, как мне нужна эта собака. Я не собираюсь шутить с этим, Том, ты знаешь.
Том на минуту задумался. Севилл мог преследовать его бесконечно — это он знал, но полиция не станет больше интересоваться украденной собакой. Сейчас ему нужно уехать подальше от этого человека. Ключей от машины у Севилла нет.
— Мне жаль, но я должен забрать ваш телефон. Севилл отшатнулся — такого он не ожидал.
— Ты этого не сделаешь — это безумие!
— Пожалуйста, отдайте его мне.
Севилл не подчинился. Том потянулся к карману его куртки. Севилл резко оттолкнул его левой рукой, а правую сжал в кулак и занес для удара. Без единого звука Дамиан прыгнул, и только молниеносная реакция Тома не позволила псу достать Севилла. Натянув поводок, Дамиан захрипел, зубы клацнули в воздухе, в дюйме от горла доктора.
— Все нормально, Дамиан. Спокойно. Доктор, я думаю, вам лучше отдать, мне телефон.
Севилл не двигался, но и не сопротивлялся, когда Том дотянулся и забрал телефон из кармана его куртки.
— Будь ты проклят, — тихо сказал Севилл, и Том не совсем понял, к кому тот обращается.
Ни Том, ни Дамиан не оглянулись. Они подошли к маленькой машине и забрались в нее.
— Том, — позвал Севилл. — Это же просто собака… Но эти двое уже не могли его слышать. Машина тронулась по неровной дороге. На север.
Тем, кто меня поддерживал
Я по натуре отшельница, и работа над этой книгой несколько лет была моим одиночным плаванием. Писала я просто для развлечения — и ради катарсиса. Мои попытки были неумелы и непоследовательны, а мысль, что кто-нибудь эту историю прочтет, приводила меня в ужас. Наконец моя подруга Ди Ди Мюрри, художник-натуралист мирового класса, уговорила меня дать ей прочесть несколько страниц; Я согласилась: трудности ее собственного ремесла помогают понять те эмоции, с которыми создается произведение искусства. Бедняга — выказав однажды интерес, она предрешила свою судьбу. Потом я часами обсуждала с ней по телефону каждую деталь, и она выслушивала все это с беспредельным терпением и добротой. Настоящая подруга.
Нам с Ди Ди смешно было даже предположить, что книгу когда-нибудь предложат издателям, не говоря уже о том, что ее опубликуют. Как мы смеялись, когда однажды она сказала, что нарисует обложку — «когда о книге узнают»! Затем, как в сказке, она действительно сделала обложку, и мы смеялись еще сильнее. Все связанное с этой книгой похоже на чудо — а это слово я не люблю. Но как еще объяснить поразительный ряд совпадений, связанных с «Псом, который говорил с богами»? В моем сердце жила тайная вера в то, что, как сказала в этой книге Барбара, единственная магия — сила истинной любви. Разматывая назад цепочку событий, я чувствую, что где-то, как-то мой душевный друг Дред все еще чувствует глубину моих обязательств, и сила, что свела нас вместе, исключительна и никуда не исчезла.
Но если Дред — или сила моей любви к нему — участвует в этой истории на каком-то сверхъестественном уровне, то есть и человек, который стоит за всем этим вполне реально и конкретно. Ее зовут Джейн Берки, и история ее причастности к этому роману на самом деле страннее любой фантазии. Этот человек появился в моей жизни совершенно неожиданно в день моего сорокалетия.
Примирившись с потерей Дреда, моего лучшего друга и партнера, и восстанавливая силы после утомительных десяти лет службы консультантом по поведению собак, которая заставила нас с Дредом объездить множество стран и прочитать бессчетное количество лекций, я дала торжественный обет утром в день своего сорокалетия «никогда больше ничего не делать». Эти слова я себе и сказала, желая тем самым прекратить все поездки, отменить все дед-лайны и хорошенько отдохнуть в компании дюжины моих собак в любимом саду. Торжественное обещание, поймите меня правильно.
Это было утром.
От обеда меня оторвал звонок человека, который назвал себя «серьезным литературным агентом из Нью-Йорка». Я понятия не имела, что такое «литературный агент», и потому была заинтригована (Джейн знала, что так и будет). Однако мне было любопытно, что «серьезный агент из Нью-Йорка» может хотеть от автора маленькой книжки о собаках, каковым я была. Помню, меня жутко впечатлило количество людей, с которыми мне нужно было пообщаться, чтобы добраться до нее, и я была в совершенной панике. Оказалось, эта женщина из Нью-Йорка интересуется питбулями (подумать только!), и — что еще более удивительно — она занималась спасением бездомных собак.
Только самые неустрашимые, самые добрые люди интересуются брошенными собаками. Она не была ни заводчиком, ни организатором выставок — просто любила собак так сильно, что хотела помочь даже самым несчастным. Она хотела, чтобы я прилетела на восток страны посмотреть на ее маленький собачий приют. Я вежливо отказалась. Я была непоколебима — «никогда больше ничего не делать». Я не шутила. И тогда она произнесла судьбоносные слова:
— Что ж, — вздохнула она, — хотела бы я, чтобы кто-нибудь написал роман о питбуле. Он бы здорово помог этой породе.
Насколько я помню, в этом месте я надолго замолчала, а потом как-то странно забулькала. Я упомянула (о, совершенно случайно!), что у меня есть небольшая рукопись, ничего серьезного, я просто над этим работаю, чтобы расслабиться, и я вообще-то никогда не собиралась никому ее показывать (это была правда). Могу поклясться, я услышала боль в ее голосе, когда она вежливо предложила прислать ей рукопись. Мне стало ее жаль. Я знала: она боялась, что я окажусь одной из тех, кто просит «вы-только-взгляните-на-мою-рукопись», но она сама предложила. Она вляпалась.
Мне потребовалось две недели, чтобы подготовить книгу к отправке. Я ничего не знала о том, как оформлять рукописи, так что все оказалось напечатанным через один интервал, невычитанным и довольно сырым. Я даже не закончила как следует, и середина была ужасна, но я все равно послала рукопись. Могу честно сказать: я даже не нервничала — просто очень сочувствовала Джейн. Она была мне симпатична. Я приложила к тексту кассету со съемками моего дома, вкратце обрисовала некоторые идеи по поводу того, как заботиться о брошенных питбулях, и отправила все это. Я предполагала, что если книга не вызовет у нее отвращения, то это сделает видеозапись моего сумасшедшего дома.
Звонок застал меня на работе, и четверо коллег, прилипнув к окну моего кабинета, глумливо наблюдали, как у меня вытянулось лицо и я села, уронив голову на стол, когда услышала новость.
Случилось чудо — книга ей понравилась.
Но это еще не все. Ее друг Майкл Деннени, «один из последних великих редакторов Нью-Йорка», навестил ее в тот уикенд, когда прибыла рукопись. Джейн оставила ее на столе и ушла заниматься с лошадьми. Майкл, по натуре совсем не «жаворонок», сонно бродил по дому в поисках «Нью-Йорк тайме». Газету еще не принесли, и он взял рукопись — ну а что еще делать редактору на отдыхе? Он утащил этого жутко напечатанного монстра на кухню и был уже на восьмидесятой странице, когда вернулась Джейн. Ему понравилось, и он забрал книгу с собой в Нью-Йорк.
Настоящий редактор из Нью-Йорка — хороший редактор — похвалил книгу, сказала она.
Я не курю, но после этого разговора я, пошатываясь, вышла на улицу и стрельнула сигарету у уборщика клеток. Выкурила ее. Потом еще одну.
А дальше все закрутилось. Джейн и Майкл мягко, однако настойчиво преподавали мне краткий курс писательского мастерства, советовали, как исправить множество нестыковок в книге. Мою рукопись не только прочитали, мне даже выделили в помощь двух мега-профессионалов! Мне пришлось ущипнуть себя. И не раз. Ди Ди покатывалась со смеху — она отказывалась верить, что нью-йоркский агент звонил мне узнать насчет рукописи. Мы смеялись. Джейн официально предложила новую исправленную книгу Майклу Деннени в издательство «Сент-Мартинз Пресс», и там ее купили. Мы с Ди Ди перестали смеяться и впали в ступор. Мои коллеги пытались понять и требовали объяснить, кто мне все время звонит и что вообще происходит. Я терпеливо повторяла, что эти двое — божества, и если они позвонят, значит, меня позвали на совещание с Господом и беспокоить меня нельзя ни при каких обстоятельствах.