— Дамиан! — закричала она, стуча в стекло и в дверь, надеясь вывести его из жуткого транса. — Дамиан! — Если он слышал ее, то не подал вида. — Дамиан! — Она махала рукой перед окошком, чтобы привлечь его взгляд.

Но Дамиан не мог ни услышать, ни увидеть ее. Его ритмичные движения были паттерном стереотипного поведения, спровоцированного исследователями. Те изучали воздействие психостимуляторов на нейромедиаторы [4] катехоламиновой группы — допамина и норадреналина. Когда Дамиан бессмысленно раскачивался, его волнообразные движения приводили в действие опиатные пептиды в клетках мозга, облегчая боль, которую причиняли ему исследователи.

Элизабет качала головой и даже не замечала этого. Он сошел с ума или просто пытается выбраться из клетки? Он выглядел совершенно больным. Она снова в отчаянии подергала дверную ручку.

— Дамиан! — крикнула она, стараясь, чтобы ее не услышали в коридоре. А затем увидела странную вещь. Из комнаты донесся едва слышный сигнал. Две другие собаки, которых она не заметила из-за Дамиана, быстро вскочили. До сих пор они лежали в клетках, вжавшись в пол. Теперь она увидела, что собаки сидели во всех клетках, кроме одной. И все они двигались, суетливо и бессмысленно. Одна собака внезапно застыла на месте, повернула голову и начала вылизывать себя с безумным, затравленным видом. Нахмурившись, Элизабет подумала, что они боятся звука, который она тоже услышала. Дамиан стал раскачиваться быстрее. Внезапно все собаки одновременно подскочили в своих клетках, с ворчанием и визгом. А через секунду опять бессмысленно дергались из стороны в сторону,словно никакого шока не было. Элизабет, не имея ни малейшего понятия о том, что здесь происходит, сообразила, что решетчатый пол в клетках испускает электрические разряды. Автоматический генератор стоял на столе позади нее.

Кто способен на такое?

Люди, которые здесь работают. И другие — такие же, как они. По всему университету.

Ублюдки! Но зачем?

На это у нее ответа не было. Она знала все доводы в защиту опытов над животными и не раз соглашалась с ними в прошлом. Но здесь, в этой лаборатории, увидев, как живут эти собаки, она поняла, какое зло творят люди.

Умы, стоящие за этим, чудовищны. И сама Система, стоящая за этим, чудовищна. Какие компании выпускают электрические полы? Даже если такие исследования дают стоящие результаты, все равно цена слишком велика. Непомерно велика. У кого могло возникнуть желание так обращаться с животными?

Звук послышался снова. В ужасе она не могла отвести глаз от собак и видела ту же тревогу, те же торопливые ритмичные движения, но удара не было. Элизабет решила, что на этот раз пауза между звуком и разрядом будет длиннее, и напряженно ожидала боли вместе с животными. Но разряд все не поступал. Собаки в клетках непрерывно двигались, каждая в своем кошмарном непредсказуемом мире, над которым они были не властны. Электрическими полами арсенал стимуляторов, предназначенных для того, чтобы сформировать стереотипное поведение, не ограничивался. Собаки не могли убежать, но их мозг отчаянно пытался облегчить боль, заставляя делать одни и те же движения, дававшие наркотический эффект. Безуспешно пытаясь создать более предсказуемый мир, животные перекрывали себе поток ощущений из мира реального. Поэтому Дамиан не видел Элизабет. Природа делала для него все, что было в ее силах.

Но разве это не запрещено законом? «Нет ничего противозаконного в исследовательских медицинских лабораториях, — сказал однажды ее отец. — Ничего. Все на что-нибудь сгодится, все можно использовать».

Закон не может помочь Дамиану. Человечество, напуганное болезнями, слишком занято собственным страхом, ему нет дела до собаки. Тогда кто же, кто может помочь Дамиану избежать бессмысленной, несправедливой участи?

Элизабет все бы отдала, чтобы помочь ему, но как забрать Дамиана из этой комнаты? Слишком сложно: этот врач, его ассистент, охрана, ее семья, ее будущее — перед ней возвышались все эти преграды. Элизабет внезапно поняла, что не может справиться с задачей. Она в полном отчаянии, с холодным ужасом наблюдала за полубезумным существом, которое было когда-то Дамианом.

Каждый год четвертого июля ее отец устраивал праздничный ужин на свежем воздухе. Для таких случаев приглашали поваров и официантов, так что забот у Элизабет было немного. Пришли друзья отца и дедушки, коллеги по работе — большинство она едва знала. Тони тоже явился и теперь то и дело подводил ее знакомиться с теми, кто мог бы быть «полезен ей для будущей карьеры», пока она не отделалась от него, притворившись, что идет в дом за льдом. Остаток вечера она старательно его избегала, но волноваться не стоило: он уже забыл о ней и стоял с бокалом в руке, сплетничая с хирургами. Элизабет обрадовалась: она бы не смогла вытерпеть и его, и жару одновременно.

Исполняя роль хозяйки дома, она улыбалась гостям, кивала и приглядывала за официантами, мечтая опустить ноги в ледяную воду. Стоградусная [5] жара, непривычная в этой части страны, стала главной темой разговоров для тех, кто не мог поддержать беседу о хирургии. В семь вечера было все еще невыносимо жарко, и Элизабет сдалась. Сбежала в сад, чтобы облить ноги водой из шланга и таким образом предупредить их спонтанное самовозгорание. Она сбросила туфли, приподняла платье, уселась на скамейку Билла. Элизабет любила сидеть здесь по вечерам и поливать его любимые томаты. Дотянувшись до вентиля, она пустила воду и подставила под нее ноги.

Ай!

Вода из шланга ошпарила ее. Элизабет дернулась и оставила ее течь, ожидая свежей, холодной воды и горестно потирая правую ногу. Через полминуты вода остыла. Девушка сидела, зажав шланг между колен, и созерцала текущую воду, наслаждаясь чудесной прохладой посреди безжалостной жары.

Она посмотрела на саженцы томатов — на ветках уже висели крупные плоды, почти созревшие. В этот вечер ей в голову то и дело приходили странные мысли, поэтому она не удивилась, поймав себя на том, что размышляет, сильно ли собака размером с Дамиана может помять ровные, аккуратные ряды кустов и побегов? Тут она вспомнила, где сейчас Дамиан, и все мысли куда-то вдруг исчезли.

Сзади послышался тихий звук — она обернулась и увидела деда. Тот подошел, улыбаясь ослабил галстук и сел рядом. Слегка отодвинулся, чтобы не намочить ботинки.

— Здорово ты придумала.

— Жуткая жара. Я не помню, чтобы четвертого июля когда-нибудь было так жарко, а ты?

— Да, жарко, — согласился он, — но для помидоров самое то. Зреют прямо на глазах.

— Ага, я рада, что хоть кому-то это нравится.

— Где Тони?

— Я от него сбежала.

Они посидели молча, а потом Билл сказал, все еще глядя в сад:

— Элизабет, что тебя беспокоит последнее время?

Вопрос ее встревожил, и она посмотрела на Билла. Тот повернул голову, чтобы встретить ее взгляд. Сколько доброты в его глазах…

— Ты же знаешь, мне можно рассказывать все, — проговорил он мягко, заметив, что она колеблется.

— Я боюсь, — начала она, осторожно подбирая слова, — тебе будет тяжело это слышать.

— Эй, осторожнее, — пошутил он, — это же не та старая как мир история…

— Элизабет слегка улыбнулась:

— Нет, ничего похожего.

Билл потянулся вперед, отщипнул с ближайшего куста желтеющий лист.

— Все проблемы, — сказал он, — случаются из-за денег, некомпетентных юристов и противоположного пола.

Элизабет снова улыбнулась.

— Все мимо. Я правда не знаю, как тебе объяснить, — ты никогда не сталкивался с такими вещами. Ничего личного, просто мне кажется, ты не сможешь понять. И еще я думаю, тебе не понравится то, что я скажу.

— А ты попробуй.

— Ладно. Дело касается одной из лабораторных собак, с которыми я работала. Мне кажется, с ней плохо обращаются. — Она увидела, как мгновенно изменилось выражение дедова лица, и воскликнула, торжествуя и сожалея одновременно: — Вот видишь! Я же говорила.